* * *
Каждое воскресенье Леон Гринмен сидит за небольшим столом в «Еврейском музее» в северном Лондоне перед входом
в выставочный павильон, посвященный его жизни. На квадратике картона написано «Вы спрашиваете – я
рассказываю». Но за те три часа, что я разговаривал с ним, не было ни одного вошедшего. Гринмену 89 лет,
его рост около 170 см, но он кажется еще ниже, потому что горбится. «Здесь тепло, но мне всегда очень
холодно», - говорит Гринмен. Последние два слова он произносит «ошень холотно» - Гринмен говорит
по-английски с голландским акцентом. По его просьбе я привез ему из Амстердама голландские оладьи. * * *
В официальном списке 104 000 голландских евреев, уничтоженных во время войны, значится:
Что мы знаем об Эдди Хамеле? Не очень много. Известно, что амстердамцы прозвали его «Belhamel» - вожак,
главарь. Известно, что он родился в 1902 году в Нью-Йорке, и в какой-то момент переехал в Нидерланды. В
период с 1922 по 1930 годы он был правым крайним в «Аяксе», и в 125 играх чемпионата забил восемь голов. В
книге Эверта Вермеера «95 лет «Аякса» есть его фотография: молодой человек с карими глазами и темными,
стильно зачесанными волосами.
По словам очевидцев Эдди Хамел был хорошим игроком. В своей книге «Футбольные воспоминания», опубликованной
в 1944, центральный полузащитник Вим Андерисен приводит самый сильный состав «Аякса», в котором ему довелось
играть: вратарь де Бур, в защите ван Кол и Дипенбеек, полузащитники Схеттерс, Андерисен и Мартенс, и
форварды Мулдерс, Стрейбос, ван Рейнен, Фолкерс и Хамел. Сам Андерисен после окончания футбольной карьеры
стал полицейским.
В одном из номеров газеты «Новый израильский еженедельник» за 1965 год приводится информация о каком-то Эдди
Хасcеле, попавшем в заявку сборной Голландии в 30-х годах. Тогда правила формирования сборных команд были
не такими строгими как сейчас. Во всяком случае Детье ван Минден, 84-летний еврей и болельщик «Аякса»,
вспоминает Хамела как «исключительно популярного игрока».
Роб ван Зуст, издатель книги, посвященной столетию «Аякса» и вышедшей в 2000 году, считает, что Хамел умер
перед II Мировой войной. Единственное, что он может вспомнить о нем, это маленькая зеленая книжка, которую
он нашел на «Де Меере». Тогдашний президент «Аякса» Коолхаас вел в ней список членов клуба, и вот что там
значилось:
Фамилия: Хамел
Имя: Э.
Место жительства: Амстелкаде 69
Дата вступления: 1 сентября 1922 г.
Улица Амстелкаде, на которой жил Хамел, находилась не в еврейском квартале восточного Амстердама, а в зажиточных южных районах. Дом 69, с его кирпичной кладкой, балконом с витыми решетками и цветными витражами в окнах, был характерен для «Амстердамской школы» в архитектуре 20-х годов. Внешний вид дома практически не изменился. Эдди Хамел должно быть не был бедняком. Первый клуб, в котором он начал играть, был «Амстердамский футбольный клуб» (АФК), и принадлежал он тоже к клубам «богатых». Это все, что нам известно. В Амстердаме больше ничего о Хамеле узнать нельзя. Для этого нам нужно съездить в Лондон.
Леон Гринмен родился в Лондоне в 1910 году, но когда ему было всего несколько месяцев, его дед, голландский
еврей, решил вернуться в Роттердам. Гринмены пересекли Ла-Манш и поселились в доме на Хелмерсстраат, почти
полностью еврейской улице рядом с Центральным вокзалом Роттердама. «Там уже ничего нет, – говорит Гримен. -
Разбомбили». Если вы сегодня войдете в фойе роттердамского «Хилтона», то окажетесь практически на том месте,
где располагалась одна из комнат старого дома Гринменов. Когда сегодня Гринмен гуляет по Роттердаму, он
вспоминает город, которого уже нет.
Гринмен старается рассказать мне все. Его манера речи почти стенографична, без эмоций, как будто он повторяет
все уже в сотый раз. Гринмен больше не является участником этой жизни – он только свидетель. Порой он
закрывает глаза, чтобы лучше вспомнить. Да, у него было прекрасное детство в Роттердаме. Иногда он играл в
футбол в Бокелсдейке, но лично предпочитал бокс, в котором почти стал профессионалом. И пение. На одном из
песенных вечеров еврейского «Круга друзей» он встретил Эстер ван Дам, еврейскую девушку из Лондона,
приехавшую в Роттердам на каникулы. Эстер, или Элс, позже сказала ему: «Когда я услышала как ты поешь, я
поняла, что ты станешь моим мужем». Так и случилось. Они поженились в 1935 году в Лондоне, поехали в Роттердам на медовый месяц, а там их попросили остаться, чтобы присматривать за бабушкой Эстер. Они решили так и сделать. Гримен стал работать в книжном магазине своего отчима, и регулярно ездил в Англию и обратно.
Как-то в 1938 году, выходя из аукционного зала в Лондоне, он увидел людей, выстраивающихся в очереди за противогазами. Леон поспешил в Роттердам, чтобы забрать Элс: если бы разразилась война, то в Англии было
бы гораздо безопаснее. Уже приехав в Голландию он услышал по радио выступление премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена: «Между Англией и Германией войны не будет». Гринмен: «Поэтому я решил не торопиться с выездом в Англию. В те дни люди верили в то, что говорил премьер-министр. Если он сказал, что войны не будет, значит ее не будет». Чтобы перестраховаться он наведался в Британское консульство в Роттердаме. У него и Эстер были британские паспорта, и даже их сын Барни, родившийся в Роттердаме, был зарегистрирован в консульстве. Консул пообещал предупредить его заранее, если возникнет необходимость выезда. Через несколько месяцев германские войска вторглись в Голландию. Гринмен испугался, что немцы обнаружат их британские паспорта, и попросил друга спрятать их вместе с его сбережениями (758 фунтов).
В ходе рассказа я заметил, что Гринмен никак не упомянул бомбардировку Роттердама 14 мая 1940 года, и спросил помнит ли он об этом. Он описал ее как какое-то незначительное событие: «Я бежал по улице зигзагами, чтобы не попасть под бомбу. Потом прибежал домой. Все было в порядке, хотя семья конечно перепугалась». Он продолжил свой рассказ: «В следующий раз, когда я пришел в консульство, ворота были заперты, а здание опустело».
Через некоторое время немцы начали депортацию евреев. Гринмену сказали, что немцы не будут арестовывать граждан Великобритании, так как их можно было обменять на немцев, находящихся в Англии. Услышав это Гринмен решил вернуть британские паспорта. Но оказалось, что его друг, испугавшись, что немцы найдут у него чужие паспорта, сжег их. Тогда Гринмен направился в отделение МИДа в Роттердаме и попытался убедить главу отделения, что он и его семья - британские подданные, но ему не поверили. «Этот человек мог спасти нас. Почему он не сказал, - У вас родители британцы, следовательно вы, должно быть, тоже британцы? Вместо этого он дал понять, что не собирается подставлять свою шею из-за нас. В тот момент были хорошие, и были голландцы… то есть
хорошие и плохие», - заключил Гринмен.
Вечером 8 октября в дверь его дома постучали двое голландских полицейских. Один из них вступил в перепалку с Гринменом, а другой стал осматривать его библиотеку. Они забрали Гринменов и привезли их на 24 пристань в роттердамском порту, куда свозились евреи для депортации. После войны Гринмен однажды приехал туда. «Ни один, с кем я заговорил, не сказал, что знает о том, что происходило там. Они конечно знали, но не хотели об этом вспоминать». Из Роттердама их перевезли в транзитный лагерь Вестерборк у голландско-германской границы. Там
он встретился с человеком, который назвался Эдди Хамелом. Он был гражданином США, но был арестован за то, что у него было паспорта. В те дни многие не имели паспортов. Тогда Гринмен и Хамел почти и не поговорили – Гринмен все еще был озабочен тем, чтобы доказать, что они британские граждане.
Утром 18 января 1943 года доказательства наконец прибыли. Курт Шлезингер, немецкий еврей отвечавший за управление лагерем, нашел документы в своей утренней почте после завтрака. Он сразу же вызвал к себе Гринменов, чтобы оформить документы – они могли быть свободны.
Но было поздно. За несколько часов до этого Гринмены, Хамел и еще около 700 голландцев были «посажены на транспорт», направлявшийся в концентрационный лагерь Биркенау, близ Аушвица. Гринмен спрашивает: «Вы были когда-нибудь в Биркенау? Вам стоит туда съездить. Это интересно. Там все необходимые свидетельства. Во всяком случае, они были там, когда я поехал туда пару лет назад». Гринмен и сам живое свидетельство. Он закатывает рукав и показывает маленькие зеленые цифры 98288, вытатуированные на его запястье.
Из семисот человек, прибывших на поезде, пятьдесят мужчин были отобраны на работы. В последующие недели эти люди постоянно спрашивали у соседей по бараку, где их жены и дети. Соседи, вместо ответа, показывали на небо. Гринмен: «Мы не могли поверить, что здоровые женщины и дети были уничтожены в газовых камерах. Это было таким абсурдом, что в это просто нельзя было поверить. Невероятно, как все обернулось. Такое могло произойти с каждым, но мы с Эдди Хамелом заняли в бараке самые верхние места. Там было посвежее, и нас не было видно охранникам».
На голландском языке, постоянно вставляя английские «а потом» и «тогда», бывший игрок «Аякса» рассказал Гринмену, что он американец. Его жена и дети были с ним еще в поезде. Если бы он был более хорошим игроком, говорил Хамел, или если бы он играл за «Аякс» больше времени, может быть у него был бы шанс вместо Биркенау оказаться в Терезиенштадте. Терезиенштадт был известен как «курортный» лагерь для богатых, известных или защищаемых евреев.
Гринмен: «В начале нас было восемь, занимавших места на верхнем ярусе барака. Но постепенно люди отбирались.
В какой-то момент нас осталось трое. Заснуть было трудно. Из-за холода мы с Эдди постоянно растирали друг друга, чтобы разогнать кровь, или спали прислонившись спинами друг к другу. У него была очень теплая спина. Другие были очень, очень холодные». Я спросил Гринмена о том, почему их не отбирали так долго? Из-за того ли, что они были спортсменами, а значит сильнее остальных? «Нет, - отвечает Гринмен, - я думаю это было просто удачей».
Через два-три месяца в Биркенау настал день Великого отбора. Гринмен: «С раннего утра до позднего вечер они только и занимались тем, что проверяли ваше тело. Нас заставили раздеться и построили в шеренгу. Эдди Хамел был сразу после меня. Он спросил меня: «Леон, что будет со мной? У меня образовался нарыв во рту». Я посмотрел, там была небольшая опухоль». Гринмен бьет ладонью по столу: «Мы должны были пройти два стола, за каждым из которых сидел офицер СС. Если вы признавались годным, вам указывали направо, если нет – то налево. Первым шел я. Я прошел оба стола, и мне указали направо, - Гринмен показывает жестом направо. – За мной шел Эдди, и когда я обернулся, то увидел, что его направили налево», - теперь жест в другую сторону. «Несчастливый момент. Я думал, что они направили его в госпиталь, но я больше никогда его не видел. Я только через несколько месяцев осознал, что они на самом деле сжигали людей в газовых камерах. Я немного знаю об Эдди. В лагере было очень холодно. Все, что у нас было, это один пиджак и один свитер. И спина Эдди. У него была очень теплая спина».
Хамел Эдвард
21.10.1902 Нью-Йорк
30.04.1943 Аушвиц.
В этом списке 40 Хамелов. Все они были уничтожены в период с осени 1942 по лето 1943 в лагерях Собибор или Аушвиц. Леон Гринмен выжил несмотря на то, что использовался в качестве подопытного кролика в исследовательских лабораториях нацистов. Он был перевезен в концлагерь Бухенвальд, который войска США освободили 11 апреля 1945 года. После освобождения Гринмен рассказал о своей судьбе в интервью радио Би-Би-Си. Они решили не пускать в эфир это интервью – даже рассказ казался слишком ужасным.
Гринмен вернулся в Роттердам, но никого не нашел. Элс и Барни тоже были сожжены в газовых камерах. Жене было 22 года, а сыну 2. Оставаться здесь не было смысла. 22 ноября 1945 года он сел на паром и переплыл через пролив в Грейвсенд, где его встретили его братья Чарли и Морри. Пятнадцать дней спустя Морри неожиданно умер. Британское правительство некоторое время выплачивало ему пособие, но Гринмен позже добровольно отказался от нее. В течение сорока лет он работал уличным торговцем, а также пел в Голландии и Англии под псевдонимом Леон Морé. В повторный брак он уже не вступал.
Имя Эдди Хамела не вспоминалось до тех пор, пока несколько лет назад ему не довелось говорить с портным из Амстердама, с которым он сталкивался в Аушвице. Гринмен рассказал, что знал в лагере игрока «Аякса» Эдди Хамела. Портной, оказавшийся ярым болельщиком «Аякса», посоветовал Леону рассказать об этом правлению клуба. «Им наверно не будет это интересно» - ответил Гринмен. Но тем не менее он написал письмо (которое сейчас находится в его музее) с рассказом о судьбе Эдди Хамела и с такими словами: «Я приношу извинения за то, что скрывал эту информацию. Не каждый сейчас интересуется прошлым. Но я надеюсь, что, рассказав это, я сделал что-то хорошее для Эдди Хамела и Вашего футбольного клуба». Письмо пришло к Виму Схуваарту, секретарю «Аякса», который в ответ послал Гринмену старый буклет «Аякса» и несколько фотографий команды 20-х годов. В ответном письме Гринмен написал: «Я сначала прочел Вашу открытку, потом страницу 44 буклета и увидел фотографию Эдди Хамела. Это лицо, которое я никогда не забуду, лицо человека, отличавшегося спокойным дружелюбием и теплотой». В октябре 1998 года журнал «Аякс» опубликовал письма Гринмена в статье, посвященной Эдди Хамелу.
«Значит это было важно для них, - заключает Гринмен. – Эдди Хамел был настоящим джентльменом, у него была манера говорить спокойно и тихо, и его бросили в газовую камеру только из-за нарыва во рту. Это не давало мне покоя с 1943 года. Мне очень жаль, что я не рассказал об этом раньше».
Для Гринмена становится все более и более важным рассказывать о событиях войны. Из 700 человек, вывезенных в Вестерборк 18 января 1943 года, выжили только он и его друг Леон Борстрок. Борстрок скончался пять лет назад
в Южной Африке, и теперь только Гримен может рассказать о судьбе тех семисот человек. Я думаю это единственная причина почему он еще жив. Только он еще может свидетельстовать за Элс, за сына Барни, за Эдди Хамела и за всех остальных.