К 1945 году из 140 тысяч евреев, живущих в Голландии, погибло свыше ста тысяч. В памятном списке погибших евреев, уже упоминаемом в этой книге, вы найдете практически каждую фамилию голландских евреев. Например, в этой книге пять страниц ван Праагов. Но как ни странно, это мизерное количество выживших оказало огромное влияние на футбол. Великий «Аякс» 70-х годов оказался, в некотором роде, детищем Холокоста.
Щаак Сварт, сын христианки и еврея, родившийся за два года до войны, рассказывал «Новому Израильскому еженедельнику»: «У моего отца было семь братьев. Все братья, его сестра, его отец и мать были вывезены. Но
все равно у меня много родственников евреев». Йаап ван Прааг, три года скрывавшийся в подполье, потерял младшую сестру и родителей. Впоследствии он не мог об этом говорить. И когда его сын Михаэль задавал вопросы
о семье отца, в ответ он слышал крик: «Я не хочу об этом говорить – запомни раз и навсегда!». Сало Мюллер, легендарный массажист «Аякса», всегда носящий значок клуба, жил с родителями в районе Риверенбуурт. Ему было шесть лет, когда он в последний раз видел своих родителей. Они стояли в толпе сотен евреев, согнанных к городскому театру. «Я хотел пробиться к ним, но немецкий солдат оттащил меня, - вспоминает Сало Мюллер. – Я потом целую неделю плакал в приюте».
Я пишу эту книгу в бывшем еврейском госпитале на улице Генри Полаклаан. В одном из зданий, выходящих на Плантаге Мидденлаан, располагался детский приют для таких как Мюллер еврейских детей. Их должны были депортировать. Около 1100 из них были спасены персоналом приюта. Некоторым удалось бежать через окно той комнаты, в которой я сейчас работаю. Сало Мюллер тоже бежал. Он выжил в войну благодаря тому, что сменил восемь мест жительства. Иногда он жил у католиков, иногда у протестантов. «Я не знал своего имени, своего дня рождения. Я помнил только своих родителей, стоящих у того театра», - говорит Мюллер. После войны он узнал, что его родители были уничтожены в газовых камерах. Его взяла к себе сестра его матери, и он снова стал жить на Риверенбуурт.
Бенни Мюллер (1938) и Мауп Каранса (1916) жили на Рапенбургерстраат в «Еврейском квартале». К тому времени, когда Бенни делал первые шаги, а Каранса был уже взрослым юношей, эта улица была сердцем еврейского
сообщества Амстердама. Там находилась известная иудейская школа «Бен Хамидраш», и не менее известное кафе «Виноград». В домах под номерами 169 и 171 располагался еврейский пансион для девушек, следом за ним стояла синагога, а еще дальше семинария, которая была отделением «Бен Хамидраш». Школу посещало около шестидесяти студентов.
Каранса, один из пяти детей в семье торговца углем, был высоким, голубоглазым и светловолосым юношей, и совсем не был похож на еврея. В своем письме ко мне он написал, что не помнит, чтобы до войны обращал когда-либо внимание на «Аякс», так как у него не было денег и времени на это. Он пел в хоре португальско-еврейской синагоги и с двенадцати лет толкал тележку, помогая отцу продавать уголь и керосин. Десятилетия спустя, когда Каранса уже был владельцем больших участков земли в Амстердаме, старые друзья продолжали называть его «керосинщиком» или «португальцем». Рассказывают, что однажды, когда один арабский
шейх спросил Карансу, чем он зарабатывал себе на жизнь, последний ответил: «Я, также как и вы, начал с нефтяного бизнеса». В 1936 году его отец Соломон выиграл в национальной лотерее 100 тыс. гульденов. Пока деньги не поместили в банк, Каранса и трое его братьев спали перед входной дверью, вооружившись топорами. Будущее семьи теперь казалось безоблачным. Каранса поехал в Париж на шесть недель и потратил там 850 гульденов. Вернувшись домой он получил от отца затрещину, а мать Рахиль сказала ему: «Ты слишком ленив, и не хочешь работать!». Мауп уложил в небольшой чемодан самые необходимые вещи и, проворчав «Я в вас не нуждаюсь», ушел из дома. Он сортировал белье в еврейском Доме инвалидов, питался бесплатным супом в столовой на Спуйстраат. В 1941 году он женился на девушке из католической семьи. Эта женитьба и его не-еврейская внешность спасли его от депортации, хотя и ему пришлось провести 13 недель в транзитном лагере Вестерборк. Все время до конца войны он жил в доме на углу Званенбургвал и Ватерлооплейн. «Я думал: когда мои родители вернутся, они будут знать, где меня найти. Они не вернулись. Не вернулись и мои братья». Каранса и его сестра Фемма были единственными выжившими из семьи.
Бенни Мюллер ясно помнит день, когда уводили его мать. Он рассказывает британскому журналисту Дэвиду Уиннеру: «У меня было двое братьев и две сестры. Мы тогда все кричали и плакали. Немцы сказали: ладно, оставим их в покое. Но голландские нацисты сказали: нет». Женщину тогда увезли в Вестерборк, но она спаслась, потому что была замужем за не-евреем. Но, по словам Бенни, 150 ее родственников исчезли.
После освобождения Амстердама от гитлеровской оккупации улица Рапенбургерстраат была опустевшей. Девичий пансион был очищен нацистами 10 февраля 1943 года. Почти все студенты семинарии были уничтожены. Синагога была разграблена, большая часть остальных зданий была разобрана амстердамцами, нуждавшимися в топливе. Сегодня Рапенбургерстраат как бы делится на две улицы. По четной стороне стоят новые, современные здания, а нечетная все еще осталась улицей Карансы и Бенни Мюллера – большинство старых фасадов не тронуто. Но только ивритские буквы над входом в «Бен Хамидраш» напоминают, что здесь жили евреи. Сейчас в здании располагается редакция «Нового Израильского еженедельника». По соседству находится «Комитет 4 и 5 мая» (5 мая командующий германскими войсками в Нидерландах подписал акт капитуляции – этот день до сих пор отмечается как День Освобождения, а 4 мая отмечается как национальный День Памяти о погибших в Нидерландах - прим.). А там, где был девичий пансион, сейчас находится кафе-бар «Ватерлооплейн 77».
* * *
Рефери Лео Хорн переехал из Ситтарда в Амстердам еще ребенком. Позже этот переезд он назовет «первым освобождением в своей жизни». Хорн, исключенный из-за своей национальности в 1941 году из Голландской футбольной ассоциации, и его друг Куки Крол (отец Рууда Крола) присоединились к группе Сопротивления, базировавшейся в Амстердаме. Брат Хорна Георг и некоторые другие евреи скрывались в доме Крола.
Среди соратников по Cопротивлению Хорн был известен под прозвищами «доктор ван Донген» и «инженер Фаринг». Даже товарищи не знали его настоящего имени. Хорну удалось укрыть много евреев в доме номер 9 по улице Николаас Витсенкаде. С так называемым «отрядом сдерживания» он остановил и опустошил два немецких вагона со снаряжением, оставив внутри 10 связанных гитлеровцев. Одетый в белый докторский халат и со стетоскопом в нагрудном кармане «доктор ван Донген» уложил в госпиталь «Вильгельмина Гастхюйс» ключевого подпольщика, разыскиваемого гестапо. Брат Хорна Эдгар был убит в концентрационном лагере, и Лео Хорн, самый известный рефери в истории голландского футбола, до самой своей смерти в 1995 году принимал транквилизаторы.
Отец Роба Коэна (отчима и нынешнего менеджера братьев де Буров) выжил в войне тоже благодаря смешанному браку. Лежа на крыше он видел как немцы уводят его родителей. Он потерял двух братьев и сестру. После смерти Коэна его близкие нашли в бумажнике письмо, в котором рассказывалось о смерти его сестры в Аушвице.
В своем табачном магазине, над входной дверью в который висит фотография «Аякса» 60-х, Бенни Мюллер явно не хочет говорить о еврейской теме. «Должен ли я? – говорит он, потирая пальцами веки. – Снова поднимать все это со дна?». Он проводит меня в заднюю комнату, приглашает присесть «на пару минут» и говорит следующие полтора часа.
Я разговаривал с Щааком Свартом, в один из ужасных дождливых дней в Амстердаме сидя в его ресторане, располагающемся в спортивном комплексе «Йаап Эден». Я не сказал ему всю правду. Зная, что он не любит говорить о своей принадлежности к евреям, я сказал, что хочу взять у него интервью о столетии «Аякса» для «Файненшл таймс». Надеюсь, что он простит мне это.
Сварт и Мюллер сыграли вместе свою первую игру в 1947 году за команду TDW, которая давно исчезла. Почти все еврейские клубы, существовавшие до войны, исчезли, и евреям приходилось играть за какие-то другие команды. И то, что им довелось играть за одну команду, является довольно значимым фактом. Что было бы, если бы они родились не в 1938 году, а в 1902-ом, как Эдди Хамел? Возможно они заканчивали бы свою карьеру играя за один из рабочих еврейских клубов вроде AED. Ведь они не были выходцами из зажиточных еврейских семей из южного Амстердама, или мальчишками с Трансваальбуурт, где проживал средний класс евреев. Возможно они стали бы героями еврейского Амстердама с AED и никогда не попали бы в «Аякс», а может быть возможность заиграть в «Аяксе» пришла бы слишком поздно, как это было с Джонни Ругом, и они остались бы в клубе на вторых ролях. Но, как бы то ни было, случилось то, что случилось, и Холокост застал их, когда они были детьми. И Бенни Мюллер был принят в «Аякс» в возрасте 10 лет. А Щаак Сварт, мальчишка из рабочей семьи, был поставлен на позицию правого крайнего форварда, место, которое когда-то занимал джентльмен Эдди Хамел. Благодаря тому, что в Голландии евреев после войны осталось мало, у них теперь было больше возможностей.
Сидя в ресторане Сварта я спросил его, помнит ли он свой первый клуб. «О, конечно, - ответил он. – Он находился сразу через дорогу отсюда. Маленький клуб под названием OVVO». А как же его выступление с Мюллером за TDW? Ведь сначала он играл там? Сварт: «Черт возьми, конечно. Я совсем забыл. Мы сыграли вместе всего одну игру. Я даже помню против кого: PCVB!». После этого Сварт перешел в OVVO, за который забил пять голов в игре против молодежной команды «Аякса». После игры лидер «аяксидов» подошел к Сварту и предложил: «Почему бы тебе не перейти в «Аякс»?». Сварт: «Мой отец был большим поклонником «Аякса» почти с момента его основания, и он часто возил меня на «Аякс» на велосипеде. Поэтому мне не трудно было сказать «да».
Я не собирался напрямую говорить со Свартом о еврейских вопросах. Но к концу беседы, когда он рассказывал о своих успехах на футбольном поле, я спросил его каким игроком был его отец. Сварт: «Мой отец был очень быстрым крайним форвардом. С хорошим ударом, но техника у него была не такая хорошая, как у его сына». «И за какой клуб он играл?» - мой следующий вопрос. Сварт внимательно посмотрел на меня. У меня темные волосы, смуглая кожа, широкий нос, я интересуюсь Бенни Мюллером, я спрашиваю Сварта о его семье, я знаю, что Вим и Фрик ван дер Мейдены, ссужавшие «Аякс» деньгами, работали на немецкой фабрике во время войны и изготавливали упаковки для лекарств, и, наконец, я спрашиваю Сварта о его отце. По некоторым сигналам, которые трудно описать словами и которые более походят на масонские знаки, Сварт все понял… и ответил: «Он играл за AED – ты конечно слышал об этом клубе, а потом за OVVO и TDW». Никто не знает AED. Может еще осталось небольшое число людей в Амстердаме, Тель-Авиве или Нью-Йорке, которые помнят это небольшой клуб, сыгравший свой последний матч в 1941 году. Своей фразой Сварт хотел выяснить: ты тоже один из них? Я ответил: «Конечно, я знаю AED».
* * *
После войны Сало Мюллер стал самозабвенно заниматься спортом. «Это была попытка наверстать все, что я упустил за годы войны», - объясняет он. Он попытался вступить в гребной клуб «Амстел», но ему отказали, вежливо заверив, что ему гораздо лучше будет в «еврейском» «Посейдоне». Каждого еврея, с которым я беседовал за время написания этой книги, в тот или иной момент оскорбляли или унижали из-за его национальности, но отказали в чем-то только Мюллеру.
Щаак Сварт дебютировал в основной команде «Аякса» 16 сентября 1956 года, Бенни Мюллер – 5 января 1958-го. Сало Мюллер вступил в клуб в 1959 году. К тому моменту «Аякс» был средним полупрофессиональным футбольным клубом, международный авторитет которого был значительно меньше, чем у английского «Блэкпула» или немецкого «Рот-Вайсс» из Эссена.
* * *
На площади Рембрандплейн, в нескольких минутах от обезлюдевшего «Еврейского квартала», отец Роба Коэна владел магазином бутербродов, который назывался «De Kuil» («Яма»). Помня, что немцы лишили его в свое время двух мясных лавок на Веесперстраат, Коэн-старший после войны с головой ушел в работу – как выразился его сын «на 100 тысяч процентов» – и за короткое время создал сеть мясных магазинов. Входя в «Яму» вам надо было спуститься вниз по двум лестницам, после чего вы попадали в белую мраморную комнату, где с потолка свисали связки говяжьих сосисок. Ринус Михелс, центрфорвард «Аякса» в 50-х годах, частенько захаживал сюда, чтобы понаблюдать за одной из работниц магазина. Позже, эта девушка по имени Вил стала его женой. Сидя в своем ресторане «Соккер Уорлд» на стадионе «АренА» Роб Коэн рассказывает: «Яма» была известным среди евреев магазином – не кошерным. Евреи заходили, чтобы купить пару бутербродов и поболтать с кем-нибудь из своей воображаемой «семьи». В том поколении все знали друг друга. Если что-то происходило, например чья-то дочь выходила замуж, или еще что-то, все приходили в «Яму».
Самыми известными покупателями «Ямы» были Мауп Каранса и его соперник Йапи Крооненберг. Так же, как и Каранса, Крооненберг был выходцем из очень бедной семьи, женился на христианке и позже стал настоящим магнатом в недвижимости. Коэн рассказывает: «Очень впечатляло, когда вы слышали, что Каранса купил отель «Схиллер», или Крооненберг стал владельцем пяти отелей. В те дни они постоянно фигурировали в сенсационных новостях». Тогда были другие времена, в обедневшем Амстердаме было немного крупных компаний. И газеты пестрели заметками о местных дельцах и магнатах, среди которых в основном были евреи. В газетах тридцатипятилетней давности вы найдете захватывающие дух новости о Карансе: Каранса покупает отель «Дулен», Каранса приобретает автопортрет Рембрандта, Каранса в своем «Роллс-Ройсе».
По воскресеньям из «Ямы» отправлялись на «Аякс». Коэн: «У кого-нибудь была лицензия на парковку у стадиона, и тогда в его машину набивалось шесть человек. Или ехали на трамвае № 9. Это была куча людей: евреи и люди с еврейским сердцем. Мой отец всегда располагался на главной трибуне «Де Меера». Жаль, что он так не увидел в игре моих пасынков». Как известно, Роб Коэн является отчимом братьев де Буров. «Все, кого я знал, ходили на «Аякс». Это было способом отвлечься. Тогда было мало возможностей развлечься, а забыть хотелось многое. Но я никогда не видел, чтобы мой отец опустил голову и сказал: О, Боже, что они сделали со мной».
* * *
Чтобы понять связь между евреями и «Аяксом», вам следует прочесть роман Леона де Винтера «Супертекс». Главным персонажем в нем является текстильный магнат Симон Бреслауэр. Он был единственным в семье, кто выжил после войны. Бреслауэр решил всецело заняться бизнесом и основал текстильную компанию «Супертекс», которая стала процветающей. Сам де Винтер пишет: «Мой отец был очень требовательным человеком и работал по пятнадцать часов в сутки. У него был очень переменчивый характер, например, улыбка в мгновенье ока могла смениться сердитой гримасой. Он всегда носил безупречные костюмы и мог показаться этаким дон-жуаном».
Во многом Симон Бреслауэр является типичным примером евреев, выживших после войны. Они не хотели думать о том, что с ними произошло. В любом случае изменить это они были не в силах. Они быстро обзаводились детьми (большинство голландских евреев родились в 1946-47 гг.) и давали им имена погибших родственников. И наконец они основывали свой бизнес, потому что не хотели быть зависимыми от кого бы то ни было.
И до войны многие евреи имели свое частное дело (ведь у них не было возможности устроиться на любую работу), но «бреслауэры» были несколько другого типа. Один из их детей сказал: «Были такие, кто выжил с родителями, и те, кто выжил без родителей. Но и те, и другие были одержимыми». Йаап ван Прааг решил всю оставшуюся жизнь носить дорогие костюмы и хотел уйти от дел в 45 лет. Взяв взаймы у своего друга Пита Смита, он восстановил фирму своего отца Моисея. Лео Хорн после войны открыл магазин текстиля. В 1946 году он переехал на Йоденбреестраат, арендовав здание у Карансы. В какой-то момент Хорн владел сетью из 31 отделения. Десятилетия спустя он сказал в интервью газете Trouw: «Все свое время я занимался семьей и бизнесом. Я просто не хотел думать больше об этой проклятой войне».
Мауп Каранса приобрел свою первую недвижимость в 1946 году. Это был маленький дом в одном из районов Амстердама, который назывался Каттенбург. Он обошелся ему в 750 гульденов. Позже он рассказывал: «И тогда я подумал: если у меня будет двадцать таких домов, то я буду получать сотню гульденов в неделю, и мне больше не придется работать». В реальности все вышло несколько иначе, так как арендаторы платили неохотно. Но, несмотря на это, Каранса «сделал это» - торгуя недвижимостью, автомобильными покрышками, джинсами, плащами, а позднее, занимаясь поставками армии. «Я ушел в работу», - говорил Каранса. Венцом его деятельности была скупка почти всей недвижимости вокруг площади Ватерлооплейн – «не в деловых целях, а просто в частную собственность» - и Рембрандтплейн, остановку у которой водители трамваев часто иронически объявляли «Карансаплейн».
«Бреслауэры» старались делать деньги для того, чтобы оставить их своим детям, и чтобы те могли спастись, если нацисты вернутся. Христиане доказали свою ненадежность. Большинству «бреслауэров» не нужен был шик: они не стремились быть президентами хоккейных клубов или членами правления музеев. Они не хотели отрекаться от тех мест, в которых росли их родители. «Я не культурный человек», - часто говорил Каранса. Многие «бреслауэры» надеялись уйти из бизнеса в какой-то момент. Но этого не случилось. Мейер Стад и в 80 лет не продал свою компанию. Йаап ван Прааг каждодневно обходил свои магазины в аэропорте Схипхол. И Каранса – в свои восемьдесять с лишним лет – все еще в бизнесе. А ведь его состояние оценивается в сотню миллионов гульденов; Роб Коэн считает, что это цифра сильно занижена. Не все из поколения Карансы стали «бреслауэрами». Некоторые стали душевнобольными, иные покончили жизнь самоубийством. Другие, напротив, демонстрировали вполне спокойное отношение к своей жизни и работе. Однако в мире «Аякса» большинство евреев были людьми «бреслауэровского» типа. Каранса, его друг Аппи Плотске (торговец тестилем в Ньювендайке), Крооненберг, отец Коэна, Лео и Георг Хорны – все они ходили на «Аякс».
Голландский футбол стал профессиональным в 1954 году, но заработки в нем не были большими. Большой бизнес, вроде банков ABN или «Амро», был далек от мира спорта. Клубы зависели от продажи билетов на матчи и от случающейся иногда помощи «простых» бизнесменов. Ван Зуст, историк «Аякса», вспоминает: «Денег всегда не хватало, и приходилось прибегать к натуральному обмену. Вплоть до начала 90-х «Аякс» был слишком стеснен в средствах, чтобы платить за что-то». Иногда клубу оказывали помощь деньгами, иногда просто оказывали какие-то одолжения. Пластинки, проигрываемые во время перерывов матчей на «Де Меере», были из магазина Йаапа ван Праага на площади Спуй. В период с 1950 по 1970 год часто исполнялся «Марш «Аякса», который пел его брат Макс. Когда «Аякс» побеждал в чемпионате Коэн-старший устраивал для команды обед в «Яме». Перед историческим «туманным матчем» с «Ливерпулем» в 1966 году Каранса организовал обед для членов правления обоих клубов в отеле «Дулен». Проходя вдоль столов он восклицал: «Я просто с ума схожу от «Аякса»! Я сам не свой». Левый крайний Пит Кейзер часто таскал тюки с тканями в магазине Лео Хорна; защитник Рууд Крол позже учился ткацкому делу в компании Георга Хорна. Исаак Кукук и Макс Полак, отчим Роба Коэна, тоже иногда давали возможность подработать игрокам «Аякса».
В качестве представителя «Аякса» Лео Хорн сопровождал судей, назначенных на европейские матчи «Аякса». «Если они пожелают «Яб Юм» (лучший бордель в Амстердаме – прим.), они получат «Яб Юм» - таков был его девиз. Как считал Хорн, благодаря этому рефери часто «сомневались в» пользу «Аякса». Если Хорн назначался на игры «Аякса» в чемпионате, то люди говорили: «Там все заранее подстроено». Хорн был известен как болельщик «Аякса», однажды дружески похлопавший Сварта после того, как тот сфолил на игроке «Фейеноорда» Герарде Керкуме. Сварт: «Лео Хорн может и был болельщиком «Аякса», но когда он судил наши игры, то скорее был против нас. А вот Франс Деркс, наоборот, был к нам лоялен, хотя и не имел репутации болельщика «Аякса», и, более того, ненавидел «Кацев». Кажется здесь Сварт имеет в виду имидж «Аякса» как «еврейского клуба». Хотя скорее его можно было бы назвать еврейской семьей. Да, они не состояли в родственных отношениях, но после войны многие евреи сплачивались в некоторое подобие семьи. Выживший в войне старик заменял вам дедушку, погибшего в газовой камере. Кого-то вы называли «дядей», приобретая таким образом новых кузенов и кузин – все это помогало продолжать жить. В «Аяксе» была похожая ситуация.
Сало Мюллер, массажист, в числе клиентов которого были Каранса и Крооненберг, рассказывает: «Видите ли, в мире спорта общение происходит в более прямой и непринужденной манере. Каранса, входя в комнату, всегда обнимал меня. То же самое делал и Петер Пост, мотоциклист. Если я встречал в городе Йапи Крооненберга, он непременно дружески поддразнивал меня: «Ну что, ты заработал что-нибудь, или нет?» Согласно сложившемуся клише футбольный клуб является чем-то вроде семьи. Семья «Аякса» стала совершенной с приходом на место президента клуба Йаапа ван Праага 16 июля 1964 года. Все рассматривали его как временную фигуру. Предыдущий президент Ян Мельхерс говорил: «Добрый миллион гульденов, который мы скопили, теперь будет пущен на ветер». Двое спонсоров клуба, а позднее и членов его правления того времени точно не были евреями: это братья Вим и Фрик ван дер Мейдены. Они имели определенное влияние на игроков, которым ссужали деньги на покупку домов или на открытие собственного дела. Они не имели ничего против евреев. Сало Мюллер вспоминает, что один из них (люди почти никогда не могли их различить) показывал фотографию синагоги на Линнеусстраат, которую они помогли восстановить. Даже Коэн пользовался их помощью. Через год после своей женитьбы, все еще не имея постоянного дома, он, через своего отчима, обратился за помощью к Крооненбергу. Тот, в свою очередь, поговорил к одним из ван дер Мейденов, в результате чего Коэн стал сладельцем нового дома в Болестейне, еврейском районе Бюйтенвельдерта. По стечению обстоятельств Коэн оказался соседом одного из игроков «Аякса» Тео ван Дюйвенбоде. Сварт тоже рассказывал, что в свое время владел табачной лавкой, открыть которую ему помогли братья ван дер Мейдены.
Никогда не станет известно сколько денег ван дер Мейдены и другие «бреслауэры» вложили в «Аякс». Говорит ван Зуст: «Все происходило в очень узком и замкнутом кругу. Каранса всегда очень таинственно об этом говорил». Газеты того времени иногда иронично называли «Аякс» «Карансаяксом». В 1965 году «Аякс» стал тратить шокирующие для того времени суммы. Ко Принс был возвращен из «Кайзерслаутерна» за 120 тыс. немецких марок. У ПСВ был куплен голкипер Герт Бальс, а за Хенка Гроота «Фейеноорду» было выплачено 375 тыс. гульденов – это была настолько крупная сумма, что правление «Аякса» даже не решило обнародовать ее перед публикой. Было вначале сказано, что «Аякс» собирался обменять Гроота на Бенни Мюллера. Слухи о том, что трансфер Гроота был оплачен Карансой, Йаап ван Прааг назвал «полной чепухой». В уже забытой книге Герта ван Зантена «Аякс»: отдельный класс», которая вышла в 60-х годах, приводятся такие слова Йаапа ван Праага: «Каранса абсолютно без ума от «Аякса». Он всегда помогает нам советом. Но он не влияет на решения, принимаемые правлением клуба – это совсем другое. Однажды, когда нам нужны были средства на возведение крыши над новой трибуной, он посоветовал нам выпустить долговые облигации. Это оказалось золотым решением. Но то, что вы подразумеваете под «Карансаяксом», вызывает досаду. Как будто он диктатор какой-то». Это может быть правдой или нет («Я никогда не видел Йаапа ван Праага говорящим правду» сказал как-то Йохан Круифф), но Мауп Каранса определенно был весьма уважаемым человеком в «Аяксе». Говорили, что у него были планы строительства нового стадиона в Бюйтенвелдерте, так как «Де Меер» слишком мал, и туда неудобно добираться на автомобиле. Он призывал большие компании вкладывать деньги в футбол. Сам он инвестировал средства в несколько амстердамских клубов.
Он летал с командой на выездной матч с «Ливерпулем» в 1966 году. На борту самолета он проиграл в покер, сначала Круиффу, потом Питу Кейзеру. (Ван Зантен вспоминает: «Партия была очень напряженной. Кейзер смёл трех тузов Карансы своим «фулл-хаусом»). По прибытии в Ливерпуль Каранса сказал: «Если вы, ребята, забьете гол в первые пятнадцать минут, то для вас у меня приготовлена дополнительная премия». Круифф: «Я поговорю насчет этого с ребятами. Но ведь ты знаешь, что мы говорим только о больших суммах, так же как и ты». Каранса: «Я никогда не считаюсь с потерями».
Без Круиффа не было бы «Золотого Аякса». Но возможно, что и без «бреслауэров» его тоже не было бы. Давайте вернемся в сезон 1963-64, за год до того как ван Прааг стал президентом, а Круифф дебютировал в основной команде. В том сезоне титул завоевал DWS, «Аякс» был пятым. Тогда в чемпионате выступал и «Блау-Вит», а «Фолевийкерс» вылетел лишь в прошлом сезоне. То есть, другими словами: у «Аякса» даже внутри Амстердама было много соперников. Но благодаря «бреслауэрам» «Аякс» выделялся. Это даже не потребовало больших средств. Когда Бенни Мюллер в 1962 году получил заманчивое предложение от льежского «Стандарта», «Аякс» тут же увеличил его зарплату до 7 тыс. гульденов. Талантливые мальчишки предпочитали «Аякс» потому, что условия в нем были лучшими. Кроме того, в «Аяксе», после завершения карьеры, можно было найти неплохую работу в текстильном секторе. В «Аяксе» у молодого игрока была возможность играть вместе с хорошо оплачиваемыми, известными игроками, такими как Хенк Гроот и Ко Принс. Капитан команды Бенни Мюллер, выступающий за сборную Голландии, и одареннейший правый крайний Щаак Сварт, которого сравнивали с Гарринчей и Метьюзом, играли там с самого детства.